Прошла неделя. Уже неделя прошла с тех пор, как она пыталась покончить с жизнью. Всю эту неделю она провела в комнате, одна. Никаких гипсов, костеросток. Может на ней всё и не заживает так, как на некромаге, но она не собиралась идти в магпункт и обращаться к Алексе. Ей не нужны были лишние вопросы. Она вообще никому об этом говорить не собиралась. На ней и так всё быстрей заживало, чем на обычном маге и человеке. А всё она, Аббатикова. Лиз прекрасно понимала, что жива только из-за этой некромагини. Если бы не было Саты, она бы умерла, просто не так быстро, как если бы при падении она не усомнилась в своём решении. Не усомнись она, не реши, что без мести не уйдёт, то никто бы не смог ей помочь. И лишь утром нашли бы её труп. Но она усомнилась в своём решении. Она передумала. За это она должна была поплатиться, как любой маг вуду – медленная и мучительная смерть, когда тело мертво, остывает и разлагается, а ты при этом не меньше сорока дней находишься в нём. Сомнение – оно губительно. Сомнение – может убить самого сильного. Сомнение может разрушить всё. Сомнение – это слабость. Сомнение – это злейший враг любого уважающего себя мага. Если ты сомневаешься в своём решении, то нельзя принимать такое решение. А она поздно усомнилась. И теперь, лишь благодаря тому, что связана с некромагом, должна просто лежать в кровати и залечивать раны.
Лиз за эту неделю ни сказала никому ни слова. К ней никто не подходил, даже Вера появлялась лишь на ночь. Никто не пытался с ней заговорить. Кирилла она тоже не видела с тех пор, как он её забрал с земли. За это она была ему благодарна. Он просто знал, что Келли сейчас лучше не трогать. Все эти дни она думала. Над многим думала. Во-первых, она решила, что слишком слабая, что эта ненависть к родителям далеко не всегда даёт ей силу. Во-вторых, поняла, что маску хладнокровия нельзя снимать, даже когда одна. И в-третьих, она решила, что с этим пора кончать. Убить, наконец, их и всё. Кроме того, был человек, который собирался ей помочь.
А ещё Келли пыталась понять себя, понять, хочет ли она действительно жить. Пока она не пришла к ответу на этот вопрос. Пока. В одном она была уверена, она не совершила глупость. Если бы ей было суждено умереть в ту ночь, она бы умерла и в кровати.
Все открытые переломы уже стали закрытыми. Многих уже и вовсе не было. Рёбра заживали медленней всего, кроме того, было больно двигаться. Позвоночник тоже долго заживал. Первые два дня она не чувствовала ног, но теперь могла подняться. Выйти из комнаты было проблематично, но дойти до ванной, держась за стены, вполне. Первые пару дней она практически полностью проспала, изредка просыпаясь, пыталась подняться, пыталась уверить себя, что сегодня двадцать восьмое. Она просто бредила. А сейчас она полусидела в кровати. В руках была ручка и блокнот. Она рисовала цветы на могилах. Комнату кто-то привёл в относительный порядок, но кто, она не знала. Её это и не интересовало. Все её мысли были всё ещё в той ночи. На окружающий мир она не обращала ровным счётом никакого внимания. Поэтому присутствие постороннего человека в комнате она заметила лишь тогда, когда этот кто-то сел на стул, который скрипнул. Девушка подняла глаза. Перед ней был Безволин. Она снова опустила голову и продолжила рисовать.
«Что ему надо? Я не хочу говорить, не хочу. Или хочу?»
Форум
